– Эскадра ди-панарха Торва тоже атакована! – добавил через некоторое офицер связи, его лицо было белым.
Кетар быстро окинул взглядом гвардейцев и вздрогнул. В их глазах горела неприкрытая ненависть, такой страшной ненависти в человеческих глазах ему видеть еще не доводилось. Тем более направленной на него. Да что такого он им всем сделал? Богаче? Всего лишь? Да нет, не в богатстве дело, совсем даже не в богатстве. А в чем тогда? Впрочем, Кетар знал, что творил атеар с гвардией, пытаясь раздавить преданные императору войска законным способом. Слова гвардейца, у которого умерла дочь, заставили лорда покраснеть. Честное слово, если бы этот бедняга в свое время обратился к нему, Кетар обязательно помог бы, страшно это, когда умирает твой ребенок, а ты ничего не можешь сделать…
Впрочем, солдаты и сами видели нацеленное на них незнакомое оружие со светящимися голубыми линзами на концах стволов. Ни самоубийцами, ни фанатиками они не являлись, служили лорду за деньги – семьи-то на что-то содержать надо, а охранникам платят больше, чем кому бы то ни было. Поэтому солдаты осторожно положили свои автоматы на пол и подняли руки – умирать за лорда Кларенса, давно доставшего до самых печенок своей грубостью и скупостью, они не собирались. Тем более что толку в сопротивлении нет – даже в колониях хорошо знали, что такое имперская гвардия и насколько она бывает безжалостна.
Император?! Но… Генерал не успел ничего сказать – на стене появилось хорошо знакомое лицо Далана III. К сожалению, до сих пор Хартин видел его только по головидению, лично встречаться не доводилось. Заместитель командующего гвардией встал и низко поклонился, недоумевая про себя. Что все это значит? Что вообще происходит? Да и способ связи слишком странный, если не сказать больше.
Гражданские кивнули, офицеры встали и отдали честь. Генерал почти незаметно усмехнулся. Значит, он уже маршал? Хорошо, малыш времени не теряет, повышает верных людей сразу и без проволочек. Да и правильно, если разобраться. Обижать свою команду ни в коем случае нельзя, немало правителей на этом погорело.
Это была горькая любовь, трудная любовь, безумная любовь, от которой порой на душе становилось хуже, чем без нее, но для полковника она стала всем. Непривычное имя любимой – Рхэгэ – музыкой звучало в его ушах, от одного своего звучания заставляло губы растягиваться в глупой улыбке. И не обращать внимания на реакцию сослуживцев. Ведь и он в прошлом, увидев так улыбающегося человека, посчитал бы его слегка пришибленным. Но не теперь. Теперь Салек стал другим. Он постепенно начинал понимать аарн, и от этого понимания становилось не по себе. Люди ордена были, похоже, следующей ступенью развития человечества как биологического вида. А значит, ему никогда не достичь их уровня, как ни старайся, никогда не стать вровень с Рхэгэ. Когда он думал об этом, опять становилось больно, но полковник старался гнать прочь свою боль. В конце концов он решил, что раз Тавин подарил им двоим любовь, то нужно просто с благодарностью принимать его дар и не искать объяснений. Салек стал фаталистом, он просто любил и был любим, стараясь не обращать внимания на то, что ему не нравилось. Но в глубине души ощущал – это ненадолго, это вскоре закончится. И ему снова было больно.