Схема работала просто на диво. Причем, уже не первый год. И ведь наверняка какая-то информация так и так за это время просачивалась наружу. Ведь в программе задействовалось все же достаточно много людей. Причем, не только из верхнего слоя, который давно, почти генетически приспособился не делиться с окружающей реальностью никакими из секретов обогащения. Эта плацента трудилась как положено – только в одну сторону. Вернее, все нужное она втягивала из внешнего мира в себя, а все лишнее, отработанное и выжатое лимоном, сбрасывала обратно вовне. То была маленькая копия большого планетарного мира. Там ведь тоже небольшая часть пользовалась всем и вся, а остальные лишь служили рабочими клячами и тряпкой для вытирания грязи или там прущей наружу семенной жидкости; последняя, от хорошего питания, выделялась очень обильно. Однако по всей видимости всяческие рабочие клячи тоже давно научились прикусывать язык вовремя, дабы не терять привычные удила, или просто радость совокупления с либеральными ценностями стойко приучила к мысли, что деньги все же не пахнут, а может просто-напросто навеки отшибла нюх.
– Как будет угодно, – поднял воротник Владимир Иванович и закурил, прикидывая, хватит ли в кармане сигарет, ибо длиннота измерительного прибора, в данном конкретном случае, не давала проверяющим никаких преимуществ – волноводы прямоугольного сечения являлись слишком искривленными предметами, и к тому же, в процессе преобразования в металлический лом, кое-где завязались в настоящие узлы.
– Мы заставили толпу рассеяться перед… В смысле, турки своей пальбой разогнали людей подальше от техники. Без нас бы были трупы. В смысле, гораздо больше и не тех… Ты смотри… – вставляет он не по теме.
– Где был? – полюбопытствовал лейтенант, покуда вооруженные моряки ниже рангом производили спонтанный осмотр чужого судна.
– Сейчас, – ответил явно опешивший командир танкового взвода.