– Да, действительно, жизнь или пожизненно. А ты не думаешь, что сюда уже направляется президентский полк? Они-то, кстати, верняк вооружены. Не то, что мы.
Короче, чего тут тянуть, рядиться? Так день-два еще протянешь, и привыкнешь. Пригреешься к этим людишкам, начнешь находить в них скрытые человеческие черты, и глянь, вся решительность куда-то улетучится. Еще Дмитрий Гаврилович прямо-таки вовсю задружился с майором, да и Тигран Григорьевич ему явно симпатизирует; растолковал ему, понимаешь, радиотехнические тонкости той, разнесенной в клочья на площади, американской фазированной решетки.
Оказывается, армия это не только аккуратно вывешенные на стульчик генеральские и полковничьи кителя, как Исхан Хаккин думал ранее. Тут не так шикарно, но по-своему круто. Правда, это он понял попозже. Ведь вначале он был попросту в панике. Попросту напуган как девица, которую только что доставили с парохода, только что разлучили с подругами – в смысле, это она о них так думала – и коя почему-то рассчитывала на другой прием, даже другое занятие – это особо смешно – и на другие чаевые. А тут ее, понимаешь, сразу по полному циклу. Ох, любил Исхан Хаккин такие мгновения. Вот, кстати, на счет женского пола в армии оказалась тоска смертная. А ведь Исхан Хаккин привык, могли бы учесть его специфику. Но плачь тут, в пехоте (давешний офицерик с призывного пункта не наврал ни на йоту), не принимался вообще. Жаловаться тоже некому. Исхан Хаккин сделал несколько попыток, хотя уж после спешного призыва знал, что смысла никакого, только неприятности. Теоретически можно было поразрабатывать какие-то варианты бегства. Но, извините, куда? Его выловили вообще не по адресу, где он хоть как-то значился. То есть, выследили как полагается. Видимо, какая-то полицейская харя сдала за пол лиры. Вот же придурок, подошел бы к нему, как бей к бею, порешали б на счет скидочки, договорились. Нет же…
– Не! Не вас. А Украина – война Турция. Мы вас арестоват, забрат.
– Не надо. Двигай вперед помалу. А дыма сейчас и так… – поморщился майор, но уже даже не от вопроса, а от сотрясения и грохота залпа, и еще от недоговоренности ответа, съеденного шумностью.