– А что с нечистью пирую, так она тоже на земле обитает, тоже пошутить любит, тоже милости просит. Отчего вам, смертным, я помогать должен, а их без покровительства оставлять?
– Ни о чем, – задул лучину Олег и скинул полотенце. – Чего еще в темноте делать, как не в постели баловаться? Иди, проверяй.
– У тебя других хлопот хватает, неча гостю зубы заговаривать.
– Вот проклятье... – Олег отпустил селянку, отступил к печи. Снова сплюнул.
Держась настороже и не снимая руку с сабли, ведун быстро промчался по тропе – но ни змей, ни зверей не встретил. Дорожка вывела его на галечную отмель, за которой он увидел старую, полуразвалившуюся мельницу с упавшим поперек русла колесом.
– Не проснулся я утром ранним, не поднялся часом весенним, не поклонился солнцу ясному, не напился водой текучей, не ступил на землю сырую. А пошел я на дальнюю сторону, во глубокую ямину, за высокую гору. Не полом, а потолком, не дверью, а закладным бревном, не по тропе хоженой, а кривыми буераками. Не смотри на меня, солнце ясное, в кривых буераках не журчи предо мной, вода текучая, не мнись подо мной, земля сырая, не дуй на меня, ветер. Не вставал, не поднимался, не кланялся. Так и вам на меня не смотреть, покуда с честью снова не поклонюсь...