Мужики попятились – спиной к обозленному ведуну не рискнул повернуться ни один, – скрылись за дверью. Середин скрипнул зубами, накинул налатник и вышел следом. С крыльца было видно, что за воротами, шагах в двадцати, на пеньке под заиндевевшей березой, сидит паренек в длинном тулупе и старательно бьет баклуши – режет из уже готовых липовых заготовок нечто каплевидное, что в дальнейшем может стать как ложкой или лопаткой, так и пестиком или игрушкой. В сторону дома он не смотрел, но было понятно, что место для своей работы мальчишка выбрал не просто так. А еще Олег понимал, что если этот наивный простак кинется и вцепится в поводья его лошади, то убивать или калечить юнца он не станет. Не сможет, рука не поднимется. Ведь жизни его ничего не угрожает, это деревенские сказали достаточно ясно. И даже как-то карать-пытать ведуна никто не собирается. Убивать просто ради желания поехать в другое место... Это явный перебор. Тут седой селянин попал в точку: взять на душу такой грех Середин был не в силах. Резать людей, которые просто хотят оставить его при себе жить – пусть и чересчур настойчиво, – это...