Я вздохнула и полезла обратно под попону, это был знак, что я согласна с Гешиным решением. Конечно, деда я любила, но не настолько, чтобы посвящать его во все свои дела. Так я любила только Гешу, а может быть, и никого, но в данном случае дед – это был компромисс.
Аарон Моисеевич вернул брови на место и, порывшись в чемоданчике, стоявшем рядом, извлек толстенный том.
Я задумалась. Опыта обучению следовой работе у меня почти не было – я, конечно, помнила, как папа натаскивал своих легашей и гончих, но это было совсем другое дело, а с Ричардом мы занимались мало. Я решила показать эти фокусы Федору Сергеевичу.
– А почему же тогда, деда, их никто не чествует, как вас, и все обижают?
– Хорошо, тетя, – вздохнула я, – а что убирать-то?
– Ну, простите, – говорю я, – простите. Я не хотела вас обидеть.