Голосовые связки Карла Степановича, мышцы его лица и прочие полезные телесные механизмы более не подчинялись хозяйским намерениям. В его распоряжении осталась лишь способность осознавать происходящее; беспокойный разум на какое-то время озадаченно притих, но быстро адаптировался и снова принялся суетиться. Следует, впрочем, признать, все это было не только жутко, но и весьма познавательно. Даже, можно сказать, забавно.
– С Машей-то? Ни в коем случае. С нею все будет в хаосе, это я тебе обещаю… Да не корчи ты рожу свирепую! Шучу я, шучу. В этом доме, знаешь ли, слово «порядок» считается непристойным, только и всего.
А теперь им предстояло расстаться. Александра это ничуть не огорчало: он давно научился отделять симпатию от привязанности (в противном случае ему пришлось бы коротать вечность, подсчитывая потери и тоскуя по сотням тысяч мертвых друзей и любовниц). Всякий раз, когда на его глазах чья-нибудь судьба круто виляла в сторону, он бескорыстно наслаждался этим великолепным зрелищем, поражаясь многообразию возможных сюжетов. Но теперь Александр вынужден был признать, что сердце у него не на месте: он полагал, будто смерть только и ждет, когда мальчишка отойдет от него на почтительное расстояние.
Глупо, конечно. Но я очень нуждался в собеседнике, а иных антропоморфных существ в комнате не было.
– А ты – тот самый Макс, который однажды забрел в несбывшееся «Венское кафе», выпил там несбывшийся джин-тоник и подслушал вполне сбывшуюся болтовню моих старых друзей, – смеется незнакомец. – Не стоит придавать значение сплетням. Не так страшен Франк, как его малюют. И не бывает «непосвященных». Рождение человека – само по себе обряд посвящения. Всякий, кто однажды родился, уже избран и посвящен, а потому способен на все. Иных испытаний не требуется.