В глубине души я уверен, что это очень важно: дать вымышленному мертвецу мое имя. Того, ужасного и могущественного, которым стращал меня Франк, по странному совпадению тоже назвали Максом. Если нашего гениального трупака будут звать как-то иначе, ничего не получится – так мне почему-то кажется. Общее имя, – полагаю я, – станет своего рода мостом над пропастью, что пролегает пока между двумя призраками. И, может быть, однажды они встретятся на этом шатком мосту, лоб в лоб, как два барана из детского стишка, и разберутся между собой самостоятельно, без моего участия. О том, что эти двое могут столковаться и выступить против меня единым фронтом, я предпочитаю не думать.
Я был разочарован, но виду не подал. Признаваться, что я надеялся остаться здесь надолго, было бы опрометчиво – раз уж от меня решили избавиться. Но она и так все поняла.
Эта нехитрая уловка, как ни странно, помогает мне всякий раз, когда слабохарактерная сволочь, имеющая, к сожалению, немалую власть над моим организмом, начинает истерически вопить, что жизнь ужасна, сердце разбито, впереди – лишь мрак безумия, «лестница в небо» да зловещая дата: «1965–1995».
И вот еще что. В последнее время Вениамин все чаще чувствовал, что ему пора «встряхнуться». Настойчиво напоминал себе, что жизнь любого сытого, довольного собой сорокалетнего мужика похожа на старую шубу: на первый взгляд вполне еще хороша, но присмотришься повнимательнее и увидишь, что она трачена молью, нитки подгнили, подкладка начала расползаться, да и пуговицы пришиты кое-как, тонкими разноцветными нитками. И если не заняться безотлагательно починкой, расползется по швам, рассыплется, разлезется на неопрятные комки свалявшегося меха.
– Пятая попытка? – деловито спросил попутчик. – Нас с вами, друг мой, в цирке показывать можно, за большущие деньги…