– Давай, устанавливай освещение. Вон в том ящике лежит пустая тара, можешь использовать ее в качестве канделябров… А то интерьер какой-то депрессивный. В такой обстановке вполне можно к утру повеситься, ага?
Ага. Вот так. Теперь хорошо. Прихожу в себя, прислушиваюсь к текущему диалогу. С изумлением отмечаю, что беседа наша между делом принимает опасный оборот.
Ему, вундеркинду, может, и понятно. Мне – нет. Маша, кажется, и вовсе в шоке. Изумленно переводит взгляд с меня на мальчишку и обратно; взор ее мечется, как пчела, застрявшая между оконными рамами.
– Ничего выдающегося и не требуется. Просто оформи письменно все, что мы с тобой у меня на даче наговорили, только и всего. Шпаргалка у меня, вот, держи, – он поспешно протягивает мне лист оберточной бумаги с нашими общими каракулями. – Я сам собирался все написать, благо опыт какой-никакой имеется, пять лет в газете пахал… Но какая-то херня со мной творится с тех пор, как мы с тобой в город вернулись. Свет то и дело вырубается, и компьютер, ясное дело, вместе с ним; телефон звонит беспрестанно, бабы полузнакомые в гости ломятся, теперь вот соседи сверху на меня протекли, причем не куда-нибудь, а прямехонько на письменный стол. Мистика какая-то дурацкая. Все в точности как у Стругацких, помнишь эту повесть?
Франк смеется. Он тоже доволен. Я не понимаю ничего, но на всякий случай радуюсь за компанию. Моя Маша вдруг узнала странного старика; получается, что он спас ее когда-то. Наверное, это хорошо.