– Очень просто, – смеется. – Наши дома стоят внизу, у озера, а кондитерская – на вершине холма. Удобнее всего добираться туда по улице-лестнице. Она называется die Himmelich Leiter, «Небесная лестница»… я бы даже сказала – «Небесная стремянка», если вам требуется более точный перевод. Стационарная лестница – это все же «die Treppe»…
Я доволен таким положением вещей: в моей яме тепло и уютно. На свете счастья нет, но есть покой и воля, горячий душ и конфеты «Птичье молоко», черный кофе и темный ром, уроки вождения и песенки «Queen», хорошая обувь и английские сигареты. И еще много всякого разного. Мулаток и кокаина, правда, как не было, так и нет, но – дело наживное. Какие наши годы!
– Ну, все-таки не на неделю, наверное. На пару месяцев, как минимум. А то и больше. Но боюсь, что рассчитывать на меня не очень-то можно. Во-первых, я – типичный спринтер, мне почти любое занятие быстро надоедает; к тому же я вообще не уверен, что по утрам в моей постели просыпается тот самый человек, который вчера залез под одеяло… Но это ладно, это мои заморочки… Хуже другое: со мной в последнее время то и дело что-то случается, без объявления войны и прочих любовных прелюдий. В частности, еще десять дней назад я даже не подозревал, что когда-нибудь перееду в Москву. Между тем я здесь уже неделю околачиваюсь.
Все потому, что мне на глаза попалось симпатичное кафе, где часть столиков была помещена не на тротуар у входа, а выставлена на открытой веранде под полосатым (зеленое, розовое, белое, опять зеленое) тентом. Кафе имело наглость именоваться «Венским»; такое самозванство скорее подкупало, чем раздражало. Вероятно, сей островок европейского уюта открылся совсем недавно: этот переулок я пересекал чуть ли не ежедневно и твердо знал, что до сих пор единственным увеселительным заведением здесь мог с некоторой натяжкой считаться магазин детского питания, где по утрам тусовались юные мамочки, изнывающие от тягостного однообразия своего нового образа жизни. А вот кафе, ни «Венского», ни «Парижского», ни даже «Урюпинского» какого-нибудь, тут до сих пор отродясь не было.
– Можно… Хочешь сказать, что именно так его и зовут, нашего покойничка?