– Кроме Нижнего Города, есть много дивных мест, но все дороги туда идут через Нижний Город, – улыбается мне Ада. – Это такая… магистральная развязка, в своем роде.
– Эта женщина, с которой ты меня перепутал, Ада… Ты вчера рассказал мне не всю правду, да?
– И очень злой, – смеется Клара. – На доброе дело ни за что денег не дал бы. А на «Мизантропию» дал. Сказать по правде, я специально для него эту выставку придумала. Дед еще ни разу в жизни не дал ни копейки своим потомкам. Когда мой отец был школьником, он получал карманные деньги из приданого бабушки, которая имела отдельный банковский счет… Но я подобрала ключи к сердцу – у вас так говорят, кстати, или выражение устарело?
– Сейчас уберу, – соглашаюсь. И тут же выбрасываю бесценный в такой ситуации дубль: один-один.
– Они их купили, твои снимки, это раз, – огорошил меня Сашка. – Забрали все, что нашлось у меня. По полтиннику за штуку – нормально, а?!
Я чувствовал, что могу сейчас вспомнить еще множество удивительных вещей, но не был уверен, что готов переварить эти воспоминания без особого для себя вреда. Отмахиваюсь от них (безуспешно), пробую занять себя другими мыслями (тоже не получается), и тогда я начинаю говорить, многословно и путано пересказываю Карлу Степановичу сумбурные свои впечатления. Не потому, что полагаю, будто они ему интересны, просто среди множества способов не сойти с ума говорение всегда было для меня наиболее простым и эффективным упражнением. Вот и сейчас сразу полегчало.