— Ну, — объявил он, расплываясь в улыбке, — что ты думаешь о моей невестке?
— Да, — наконец выдавил он и вцепился в спинку кровати, сжав зубы, когда она оседлала его и резкими толчками начала двигаться, полный решимости позволить ей все-все на свете.
— Да, но теперь, когда это станет моей постоянной работой, наверняка время от времени буду требовать увеличения жалованья сверх ста тринадцати тысяч долларов, — поддразнила она, — а еще премиальные, медицинскую страховку и гарантированное пособие по болезни. Могу я получить все это?
— Ни за что. Ты должна быть там. Левинсон сказал, что его клиент настаивает на всех условиях. Такая несговорчивость кажется несколько странной чертой для клиента, проявившего столь необыкновенное великодушие и щедрость, какую, по словам Левинсона, выказал Фаррел.
— Ничего смешного в этом нет, — перебила Мередит, совершенно не собираясь обсуждать личные качества Мэтта. — Моему отцу предписано читать и смотреть только что-нибудь крайне легкомысленное. Если он решит нарушить приказы доктора и посмотреть новости, то еще повезет, если за ним не пришлют самолет санитарной авиации.
— Мне так не показалось, но я думаю, ты безрассудно отказался от радости, которую могут дать дети, только чтобы заставить меня согласиться со всем, чего ты требуешь. Но сейчас я говорю не о детях, а о других женщинах! Я никогда не буду той, кто тебе нужен Никогда!