– Из пластмассы! Если станет очень жарко, она разлетится на мелкие кусочки. И воды нет! Я же сказала, мне нужна вода, когда я захочу остановиться. Так меня учили папа с мамой. Мне нужна вода, чтобы погасить это. Иначе... иначе...
(БИНТЫ, МОЯ МАМОЧКА ДОЛЖНА НОСИТЬ БИНТЫ, ПОТОМУ ЧТО Я ОБОЖГЛА ЕЕ) этом совсем. Сейчас важно, что с папой. Он как-то обмяк в кресле перед телевизором, лицо его искажено болью. Он бел, как бумага. Глаза налились кровью.
– Или у тебя подскочит температура. От гриппа или крупозного воспаления легких или, не знаю, какой-нибудь инфекции. – Это была одна из немногих толковых мыслей Хокстеттера. – Тебе аппендикс вырезали?
Открыв дверь, он вошел в просторный вестибюль. За столом сидела молодая рыжеволосая женщина, перед ней лежала книга со статистическими выкладками. Одной рукой она придерживала страницу, которую читала, друга находилась в верхнем ящике стола, слегка касаясь «Смит-Вессона» 38-го калибра.
Правда, на этот счет Хокстеттер был несколько иного мнения, ну да чего уж там...
– У вас рука, – повторила она. – Что же это? Рука. Бедненькая. Ну что вы? – Губы у нее задрожали. Боже, какие затравленные округлившиеся зрачки у этой женщины, как судорожно кривится рот! Вдруг Чарли пронзило – вот оно, самое страшное.