Чарли – бледная, вялая, измученная – не спросила отца, что случится, если пикеты на дорогах передвинуты дальше на восток. Если пикеты передвинуты, их поймают, и на этом все кончится. Не вставал и вопрос о том, чтобы бросить «виллис». Чарли не могла идти, не мог идти и он.
Вот и приходилось поддерживать легенду о записках, передаваемых ее отцу, а заодно и другие легенды. Да, он видел Энди, и довольно часто, но исключительно на экране монитора. Да, Энди участвует в серии тестов, но он давно выхолощен, он не сумел бы внушить даже ребенку, что кукурузные хлопья – это вкусно. Энди превратился в большой толстый ноль, для которого не существует даже собственной дочери – ничего, кроме ящика и очередной таблетки. Если бы она увидела, что они с ним сделали, она бы окончательно замкнулась, а ведь Рэйнберд ее уже почти открыл. Да она сейчас сама рада обманываться. Поэтому все что угодно, только не это. Чарли Макги никогда не увидит отца. Рэйнберд подозревал, что Кэп уже готов отправить Макги на Маун, за колючую проволоку, благо свой самолет под рукой. Но об этом ей знать совсем уж ни к чему.
– Но я... я не хочу ничего поджигать! И не буду! Не буду!
– Нет, сэр. Почему и звоню вам. Они не взломаны, а просто пусты. В телефонной компании рвут и мечут.
«А ты только и ждешь, когда она выйдет из игры, – подумал Кэп с тихой ненавистью. – Ждешь, когда ты сможешь отправить ее на тот свет».
– Чарли, – сказал Энди. – Мистер Мэндерс почувствовал неувязку. Я рассказал ему, но он мне не поверил. Подумай – и поймешь почему...