Что это с моими родственниками? никто из них не верит в…
Она сказала нерешительно: – Я так и поняла, что в кулуарах случилось нечто подобное. Но не предполагала, что столь откровенно.
Она ничего не смогла с собой поделать; ее мрачный хохот эхом разнесся по помещению, отражаясь от перекрытий. И этот смех заставил рассслабиться что-то внутри – что-то сжатое, как скрученная до излома пружина. Вот так ее рассмешить – это было словно открыть свету и воздуху скрытые раны, слишком болезненные для прикосновения, и тем дать им шанс зарасти. – Так вот зачем эта штука? А я и не знала.
– Думаю, следующий вариант не слишком-то практичен, – продолжала Катерина, – но мне хотелось поиграть со всем диапазоном возможностей.
Байерли слабо улыбнулся: – Деньги ещё не всё, как говорится.
Нет. Тогда мы оба были другими людьми. И двигались в разных направлениях: их встреча была бы краткой, безразличной и неузнаваемой. Ничто она не могла назвать нежеланным: ни Никки, ни всех тех уроков, что выучила – даже не осознавая, что учится – за время своего затмения. В темноте корни растут вглубь.