И они снова завели свое. Слушая, я невольно размышлял о том, что хоть и приятно знать глубину чувств своих друзей, было куда уютней, когда им удавалось скрывать их под плащом подтрунивания. Открытую искренность по большей части труднее принять, чем дружеский смех.
— Да, приходилось. — Я с трудом втянул в себя воздух. — Извини, Луанна. Просто я тревожусь за Ааза, вот и все. Вот что я тебе скажу. Просто чтобы показать, что нет никаких тяжелых чувств, нельзя ли мне получить какой-нибудь сувенир или символ? Что-нибудь, напоминающее о тебе, пока я снова не свижусь с тобой?
— Так я и думала, — улыбнулась Тананда. — Где ты ее держал? Скажи, она прекрасна и чувствительна?
— Я люблю одеваться попрохладней, когда мы лезем в пекло, — подмигнула она. — Видишь ли, когда дела летят вскачь, я становлюсь немного нервной… а единственное, что хуже толстой девахи в компании, это ПОТНАЯ толстая деваха в компании.
Замечание Гвидо явилось скорее констатацией факта, чем вопросом, и он был прав.
— Минуточку! — проворчал я. — Коль речь зашла об убийцах-демонах, то как называется твое помахивание Луанной там, у края крыши?