Грохнули еще выстрелы, совсем рядом, как будто над ухом. Что-то сухо чиркнуло об обшивку джипа, заревел двигатель, и снова выстрелы, очередью, как будто из автоматов. И все смолкло.
Он выключил воду и пригладил назад короткие мокрые волосы. По обыкновению, кое-как обтерся громадным толстым и теплым полотенцем, которое всегда грелось справа от него. Вешая полотенце, он окинул взглядом свою ванную и усмехнулся, осторожно радуясь, что уже может усмехаться.
С тех пор жизнь окончательно встала на дыбы. Вдвоем, безумная дочь и полубезумная от горя мать, они ударились в религию. Их обработали очень быстро – Приходченко всегда был богат, у него всегда были квартиры, дачи, машины и деньги, и его семья представляла лакомую добычу.
Так и не открыв глаз, Катерина подняла брови, и они засмеялись.
Он сидел у Тимофея на животе и катал по его груди игрушечный грузовик. И рычал.
“Она должна захотеть этого сама, – философски заметил один из светил. – А она совсем не хочет. Ей очень нравится там, где она сейчас пребывает. Может быть, вы мало обращали на нее внимания раньше, и теперь она просто добирает то, что ей было когда-то необходимо? Ведь теперь-то вы только и делаете, что ухаживаете за ней”.