Ветер налегал на стекла. За окном стояла холодная балтийская ночь, полная шума моря и призрачного сияния весенней луны. Необыкновенная ночь.
– Поговорить бы, Тимофей Ильич, – вдруг с просительной интонацией произнес Леша и оглянулся на Диму с Андреем.
Катерина вдруг перепугалась так, что встала из-за компьютера и принялась ходить по комнате. Ребята, как два фокстерьера, следили за ней глазами. Они знали: когда Катерина думает, мешать ей нельзя.
– Давай меряй, – велел Тимофей, встревоженный ее молчанием. – Ты что, Кать?
– Зато ты у нас все понимаешь! – отрезал Приходченко сердито.
День оказался тяжелый. Олег еле-еле уехал из дома – с женой и тещей в последнее время не было вообще никакого сладу. Кирюха вопил и не хотел его отпускать – цеплялся за ноги, плакал, разбил чашку, и Олег влепил ему подзатыльник. При воспоминании об этом подзатыльнике ему становилось так плохо, гораздо хуже, чем под взглядом Тимофея Кольцова.