– Да я все понимаю, но у него в службе безопасности тоже не козлы сидят.
– Ладно, Олег, – заявил Абдрашидзе злым голосом. – Не учи меня жить, не вчера родился. Я ведь тоже понимаю, что тебе выгоднее чужими руками жар загребать. А что у меня они до локтя обуглятся, тебе наплевать.
Все это было не его – аристократический, надменный английский спорт для богатых, атмосфера избранной тусовки, незнакомые правила, длинноногие загорелые дамы, богатые не благодаря пронырливости мужей, а от рождения. Конечно, он не зря терял время на этом дурацком Уимблдоне. Все, что ему нужно, он получил, но воспоминание осталось раздражающее.
Тимофей с бычьим упрямством продолжал игнорировать соперников и воплощать в жизнь свою собственную программу, но это становилось все труднее. Чтобы не выглядеть недостойно, следовало оправдываться, а опускаться до свалки и склоки была решительно невозможно.
“Голосуйте за Тимофея Кольцова!” – было написано аршинными буквами на плакате за спинами таможенников. “Голосуйте за Алексея Головина!” – было написано на другом плакате, прямо напротив.
Несколько дней после того, как Тимофей вынужден был рассказать ей о своем детстве, Катерина не могла думать ни о чем другом. Только о маленьком Тимофее, которого заперли в пустой квартире и который ел вату из матраса. О маленьком Тимофее, для которого лучшим домом был зоопарк. О маленьком Тимофее, которого насиловали и били. И должны были убить на потеху кучке сумасшедших грязных придурков.