И Лешка, который морщится от боли, пока ему накладывают шину, и бледный до зелени Дима, и Андрей, самый молодой и бесшабашный, и рафинированный Скворцов, по лицу которого никогда ничего не поймешь, и Катерина с залитой йодом губой – все они были объединены одним общим, только что пережитым ужасом и страхом смерти и мыслью, обязательно промелькнувшей в сознании даже у самых тренированных – все, конец.
– Хозяин – барин, Кать, – ответил Саша. – Мало ли что ему в голову взбрело. Может, он хочет обсудить что-нибудь.
С первого раза он не смог запомнить, кого из них как зовут. Может, потому, что пристально следил за Катериной и одновременно – за собой, как бы примеряя на себя совершенно новую ситуацию. Понял только, что пара постарше – это ее родители, помладше – сестра и ее муж, а ковыряющаяся в луже обезьянка – их дочь. Еще была бабушка с манерами вдовствующей императрицы. Каковы императрицы на самом деле, Тимофей не знал, но представлялись они ему именно такими.
Я не раскис. Меня просто больше нет. Есть кто-то другой. Может быть, я прежний. Но того меня, который покупал сережки у Тиффани и хохотал утром над сонной Катериной, больше нет.
Он продолжал вырываться и плакать. Он боролся за жизнь, прекрасно понимая, что однажды не вернется в вонючий подвал – его убьют там, куда тащили сейчас ненавистные руки. Он не мог остановиться и знал, что не справится с ними…
Сжатая до размеров булавочной головки вселенная внутри у Тимофея начала тяжело пульсировать, стремительно набирая темп.