Она поставила его в неловкое положение, вдруг поняла Катерина с опозданием. Не предложить помощь он не может, раз уж он вообще с ней заговорил. Отправить охрану везти ее он тоже не может – охрана должна сопровождать его. Но это немыслимо, чтобы он вез ее!
– Простите, – пробормотала она, отступая. – Абдрашидзе звонит.
Дмитрий Степанович, отец, сказал ей, когда однажды она пожаловалась, что в присутствии Тимофея Кольцова теряет всякое ощущение себя: “Так трястись не просто вредно для дела, но еще и очень унизительно. Всегда лучше вести себя как-то попроще. В рамочках”.
– Можно и Михалкова, – согласился Слава, а Катерина вдруг подумала: “Хорошо, что Михалков нас не слышит…”
Поначалу Абдрашидзе решил, что лучшая творческая единица Приходченко и впрямь спятила, пока не прочитал макет, который прилагался к проекту.
Работать с ним стало невозможно – он не допускал к себе Абдрашидзе, не говоря уж о Приходченко, совещания одно за другим отменял, пресс-службу на дачу больше не звал, что очень затрудняло работу – приходилось ловить его в Калининграде. Это было трудно, потому что перемещался Тимофей Ильич по родным, а также зарубежным просторам с немыслимой скоростью, и Катерина тоскливо думала, что это от нее он спасается таким поспешным бегством.