Ух, как можно мне возразить! Ух, как можно мне вмазать: Жуков, это тебе не Ягода!
Но в Ельнинском выступе поначалу была не только пехота, там находилась танковая группа Гудериана, а это — четверть германской танковой мощи. Нет ничего более страшного и глупого, чем бросать пехоту на врытые в землю танки. Танк в обороне — несокрушимая мощь. Над землей возвышается только башня с пушкой и пулеметами. Башня замаскирована. Но даже если маскировка и сорвана, попасть в башню не так просто. И не всякое попадание означает пробоину. Экипаж врытого в землю танка имеет мощное вооружение, хорошую оптику, он прикрыт броней. Бегущая в поле пехота Жукова, — лакомая цель. И наступающий танк для врытого в землю танка — желанная и легкая цель. Наступайте войска Жукова массами! Чем больше, тем лучше! Всех перебьем.
Если этим хвастливым докладам поверить, то получается, что Жуков в декабре 1941 года под Москвой сотворил нечто вроде Сталинграда. Статья продолжается так: «Все это, по самому мягкому определению, не соответствовало действительности. Перечисленные соединения еще несколько лет продолжали обороняться и оказывать ожесточенное сопротивление Западному фронту».
А ведь это уже не первое случай, когда скромнейший Жуков Георгий Константинович прячет доказательства собственной гениальности.
Тут сказано мягче, но смысл тот же: Жуков решения на проведение артиллерийской контрподготовки не принимал. Это заявление Рокоссовского никто никогда не оспаривал. Рассказ Рокоссовского — не вымысел и не досужие воспоминания. Начальник штаба Центрального фронта генерал-лейтенант М. С. Малинин был обязан вести журнал боевых действий фронта. И он, как образцовый штабист, такой журнал вел. Сейчас этот журнал доступен исследователям. Все приказы и распоряжения отдаваемые на КП фронта там зафиксированы. Было все так, как рассказал Рокоссовский, но не так, как описывали авторы жуковских мемуаров. Не так, как изображал артист Ульянов.
Rosenberg A. Der Zukunftweg einer deutschen Aussenpolitik. — Munchen, 1927.