Мисс Уиллела слегка подпрыгнула на фортепианной табуретке и странно на меня посмотрела.
Своевременно во мне заговорило естественное для больного желание поесть чего- нибудь такого, что не входило в опись нашего пайка. Меня посетили видения матушкиного буфета, "что сладостны, как первая любовь, источник горьких сожалений", и я спросил.
- Не можешь ли ты повторить еще раз, дядюшка, Эмсли, говорю я, - может быть, слух изменил мне и ты лишь сказал, что первоклассные телки идут по четыре восемьдесят за голову или что-нибудь в этом роде?
Я никогда не был робок с женщинами. Я никогда не мог понять, почему это некоторые мужчины, способные в два счета укротить мустанга и побриться в темноте, становятся вдруг паралитиками и черт знает как потеют и заикаются, завидев кусок миткаля, обернутый вокруг того, вокруг чего ему полагается быть обернутым. Через восемь минут я и мисс Уиллела дружно гоняли крокетные шары, будто двоюродные брат и сестра. Она съязвила насчет количества уничтоженных мною фруктовых консервов, а я, не очень смущаясь, дал сдачи, напомнив как некая особа, по имени Ева, устроила сцену из-за фруктов на первом свободном пастбище... "кажется, в Палестине, не правда ли?" - говорю я этак легко и спокойно, словно заарканиваю однолетку.
- Я? Нет, - говорю, - я и не знал, что она занимается кулинарными манипуляциями.