– Да, конечно, – подтвердила Александра, склонив голову набок и удивляясь его странному тону. – Тот самый.
Цитата из Ингерсолла застала Джордана врасплох, возвращая к мучительным воспоминаниям о смеющейся, очаровательной кудрявой девчонке, которая в зависимости от обстоятельств могла приводить любые изречения – от Будды до Иоанна Крестителя. К несчастью, это еще больше рассердило его, поскольку той девочки больше не существовало. Она превратилась в расчетливую, лживую интриганку. Он знал, что если бы Александра собиралась выйти замуж за Тони по любви, то, несомненно, призналась бы в этом. Поскольку же она промолчала, значит, очевидно, просто хотела оставаться герцогиней Хоторн.
Странно, что Александра чувствует себя гораздо более неуверенно и неловко именно сейчас, когда на ней надето платье, роскошнее которого она никогда не видела. К тому же в нем она выглядит куда более хорошенькой, чем обычно. Креддок, личная горничная ее светлости, сама одевала девушку этим утром. Под ее неусыпным присмотром непокорные локоны Александры расчесывали до тех пор, пока они не заблестели, а потом уложили короной на голове и закололи изумительными перламутровыми гребнями, в тон жемчужинам в маленьких ушах.
Джордан смертельно побледнел, вспомнив смутно знакомую стройную фигуру всадника. Это вполне могла быть женщина…
Александра прикусила губу, боясь жадностью оскорбить госпожу Фортуну, которая наконец-то смилостивилась ней.
Она миновала гостиницу и свернула на широкую тропу, ведущую через рощу и снова выходившую на большую дорогу в миле отсюда, но при этом заметила, что во дворе привязаны несколько лошадей и по-прежнему зажжены фонари. Через открытое окно доносились мужские голоса, поющие непристойную песенку. Нависшие ветви дубов, покачивающиеся на весеннем ветерке, отбрасывали причудливые тени, заслоняя луну.