Никто ничего этого не вернул, когда появились приказы комендатуры. Это было как бы немыслимо. За свои двенадцать роялей ошалевший дворник, возможно, пошел бы под расстрел, но вот так, своими руками, взять и вернуть, он просто не мог. Не мог!
Многие шли босые, частью голые до пояса, а некоторые в одних подштанниках. Особенно жутко шли передние– плотным рядом, глядя перед собой, выступая так, словно они были гранитными.
– Нет, дед, немецкую! Смотри: фашистский знак.
Они не плюют на политику, они ее делают. Строгают свою дубину. Потом опускают дубину на чужие головы, проводя таким образом свою политику в жизнь.
Их угнали. Дина решительно подошла к полицаю и спросила, где комендант. Сказала, что она провожающая, попала случайно.
Очень строго запрещается в какой-либо форме помогать русским военнопленным при побеге – то ли предоставляя им помещение, то ли продовольствие.