Но нельзя забывать об осторожности. Помнить, что он рискует жизнью всякий раз, как покидает комнату, — недостаточно. Совершенно недостаточно помнить об этой простой истине.
Он снова увидел, как чернеют листы бумаги, как пепел поднимается вверх, услышал треск пламени, ощутил запах уничтожения — и заскрежетал зубами, пытаясь выбросить из головы воспоминание; живое воображение — это не всегда хорошо.
Не кричи! — заорал голос внутри него, и в ту же секунду полицейский открыл дверцу патрульного автомобиля и вышел, поправляя фуражку. Он был молод, не старше двадцати двух или двадцати трех, и на нем были темные очки, черные и блестящие, похожие на два нефтяных пятна. Он помедлил, чтобы поправить складки на форменных брюках цвета хаки, а в тридцати ярдах от него мужчина с голубыми глазами на бледном, заросшем бакенбардами и изрезанном старческими морщинами лице наблюдал за ним из-за оконного стекла, стонал сквозь сжатые губы и бессильно барабанил пальцами по доске, лежащей на ручках инвалидного кресла. не кричать
Другая часть его сознания лихорадочно вырабатывала идеи, отвергала их, соединяла друг с другом и опять отвергала комбинации. Он ощущал происходящие в нем процессы, но впрямую не контролировал их да и не желал этого. Внутри у него происходила грязная, изнурительная, черная работа.
Он не донес до рта ложку с куском яйца всмятку. Рука застыла в воздухе. Он посмотрел на сарай. На крыше висели сосульки, с них капало и капало. Сверкнув на солнце, капли попадали в узкую обледеневшую канавку для стока воды.
Да, у меня не было копии, но девять писателей из десяти оставили бы копию — обязательно оставили бы, если бы у них были такие же высокие гонорары, как у меня, — даже не за книги о Мизери. А она об этом даже не подумала.