Годвин швырнул кружку через плечо, схватил худую руку раба железной хваткой, ударил сильно по лицу, по руке мокрой кожаной перчаткой. Мерла ахнул и пригнулся, но не смел прикрываться.
Шеф стоял неподвижно, чувствуя, как мурашки ползут по коже. Впереди послышался треск, какое-то перемещение тяжести. Старый король поднимается со своего сидения, чтобы свести счеты с грабителем, пришедшим за его сокровищами. Шеф напрягся, ожидая прикосновения костлявых пальцев, ужасных зубов в высохшей коже.
И мгновенно Шеф оказывается на вершине, он так высоко, что ему виден весь мир: поднимаются столбы пыли, маршируют армии, точно так, как он видел в день смерти короля Эдмунда. И снова он чувствует, что если сфокусирует зрение, сможет увидеть все, что захочет: слова на губах франкского полководца, место, где скрывается сейчас Альфред, живой или мертвый. Шеф с беспокойством оглядывается, стараясь сориентироваться, увидеть именно то, что нужно.
– Ты расколол Армию, – сказал гебридец, из экипажа Магнуса. – Смелый поступок, но торопливый.
Стражник начал падать вперед, но его подхватили шесть пар рук и сунули в тележку. Шеф подбежал к ним и схватил шлем, копье и щит. Через мгновение он уже стоял на лунном свете, нетерпеливым взмахом приказывая тележке с дерьмом проезжать. Теперь для глаза любого наблюдателя все обстояло нормально: вооруженный воин шести футов ростом подгоняет рабочих-гномов. Команда Квикки раскрыла дверь и прошла в уборную с лопатами и ведрами, а Шеф остался стоять на виду. Потом отошел в тень, словно для того, чтобы внимательнее следить за рабами.
– И однако, если это правда, все развивается не так, как мы, даже самые мудрые из нас, ожидали. Виглейк говорит, что, во-первых, он не норвежец. У него мать англичанка.