– А теперь пейте. Незнакомец, садись к нашему столу и расскажи нам еще об отце. Когда Англия станет нашей, тебе там всегда найдется место.
Но он хотел, чтобы его рекруты чувствовали иное. Чтобы гордились быстротой и ловкостью, с какой занимали свои места, поворачивали рычаги и балки.
Знакомый язык вызвал ядовитый взгляд аббата, тот был в ужасе, но одновременно смертельно обижен. Шеф на мгновение дрогнул, но вспомнил внутренность дверей собора, покрытую, как и многие другие, кожей. Это человеческая кожа, ее содрали живьем за святотатство, за попытку похитить церковную собственность. И сердце его ожесточилось.
– Она моя жена, – рявкнул в ответ Альфгар.
Это не кошмар. Никакой паники. Я должен думать об этом, как о головоломке. Не может быть тупика, в этом нет никакого смысла. Торвин всегда говорит, что лучшая ноша человека – его здравый смысл.
– Ну, хорошо. Вы достаточно измучили меня своей болтовней. Говорите. Есть у нас шанс?