Дорога к озеру показалась мне роднее, чем дорога к библиотеке. Добравшись туда за пять минут и застав водяного в той же позе, я скоренько вытряхнула рыбьи потроха в воду и заслужила одобрительный взгляд.
— Очень интересно. — Женщина прищурилась, сведя темные брови. — И что же студенты Академии делают в этом лесу?
…Где-то через час я спохватилась, что зашла слишком далеко. Что поделать: дальше становилось интереснее, по полу прошмыгивали какие-то подозрительные крыски с фиолетовыми хвостами — я было попыталась поймать одну в подарок для бестиолога, но вовремя сообразила, что попросту попала под действие галлюциногенного заклинания. Видно, в этом крыле держали эмпатов. Бедные. От таких крысок в два счета с ума сойдешь…
Чушь это все, вдруг поняла я. Чушь, Академия, волкодлак, Конунгат… это все слова, и не более того. Словами можно убедить другого, но не себя. Ведь я же знаю, я отлично все знаю. Если я уйду сейчас, то уже никогда сюда не вернусь. Не стану магичкой, не куплю, как хотела когда-то, собственного дома, не заведу в нем большого мохнатого пса. Может быть, меня убьют ковенцы. Может быть, я по-глупому погибну в мелкой стычке. Но если я останусь, то никогда уже не буду спокойной и счастливой.
— Да уж понимаю, — хмуро согласилась я, чувствуя, как челюсти сводит зевком. — Что хоть варили?
В другом мире Эгмонт Рихтер, стоявший в вестибюле и героически боровшийся с желанием заткнуть оратору рот его же синим плащом, почувствовал нечто странное. Желание заткнуть ковенца никуда не исчезло (вот это было бы уже подозрительно), но к нему вдруг прибавился смутный призыв, донесшийся откуда-то из дальних коридоров. Что-то происходило там — и это что-то непосредственно затрагивало самого Эгмонта.