— Беллетэйн, Беллетэйн! — звонко орал мгымбрик; адепты кричали что-то похожее, только уже вразнобой. Полин требовала от некроманта звезду с неба, тот, судя по спешно притащенной лестнице, собирался немедленно выполнить заказ. Я щелкала пальцами, выпуская целые тучи синих искр; щелчки выходили звучные, немногим хуже южных кастаньет.
У Даркуцкого кряжа когда-то стоял наш табор. Это было давно, но я почему-то запомнила все очень ярко: и синее небо, какого не бывает внизу, и старый замок тамошнего князя, и пеструю одежду горцев, и их резкую гортанную молвь. Чародейка говорила по-лыкоморски почти без акцента, но все-таки в ее речи слышался отзвук тех, давным-давно сказанных и услышанных слов. Это было забавно — мне давно не приходилось вспоминать о детстве так четко, — и я чуть улыбнулась, радуясь, что ни Ривендейл, ни Полин не видят сейчас моего лица.
Она огляделась, выбирая себе место. Везде было занято, только на заднем ряду, где вместо стульев стояли длинные пуфы, оставалось много свободных мест. Я пододвинулась, освобождая половину пуфика; эльфийка села рядом, благодарно мне кивнув. На колени она положила странной формы кожаный футляр.
— Ага… — откликнулась алхимичка, не отрывая глаз от шедевра.
— Поверь мне, — она чуть улыбнулась, — техника — это несложно. Пара лет опыта — и рифмы подбираются почти мгновенно. А когда настроился на волну, можно написать и сорок поэм. Вот только верблюд — он верблюд и есть. Им и останется до скончания веков.
Воскресенье выдалось на редкость погожим — теплое и солнечное, даже из окна смотреть приятно. Я ни секунды не пожалела, что согласилась идти куда-то с Полин — куда конкретно, я не знала, зато знала литературно подкованная соседка. Мы договорились встретиться с ней на площади в десять часов, после чего Полин улетучилась в город, а я с чувством выполненного долга рухнула лицом в подушку.