Остальные дозорные думают то же – и отходят, отходят по шажочку назад, назад и в стороны.
– Я все узнал, что хотел. Дорога дальше есть. Рельсы идут. Встречаются дикие звери. Люди разрозненными группами. Токсичные загрязнения главным образом вдоль Волги и ее притоков. До Вятки крупных населенных пунктов нет, хода войны с Москвой особенно никто не помнит. А нам бы Вятку присоединить – и ладно. Что вам еще нужно? Еще он говорит, что нужно сохранять веру в Господа нашего и молиться еженощно, но это уже так, личный совет.
Сидит под окнами изолятора и смотрит наверх.
Тамара смотрит, как люди суетятся: докладывают последние рельсины, доколачивают в землю последние костыли – Жора Бармалей, Сережа Шпала, Свиридовы оба, Кацнельсон, Ленька; тащат от поезда проклятую тушенку, которую Тамара видела в припадке – тушенку, которой дьявол людей за службу рассчитывает.
– Нам нельзя тут долго стоять. Нам надо в Москву.
Мать скрещивает руки на своей худой груди.