Камера разом взорвалась жалобными выкриками.
— Что делать… — я задумался, а потом приказал унтеру отправить часть людей к одному из бараков, чтобы отвлечь японцев и усилить стрельбу, а сам бросил Собакину и айну. — За мной, ползком…
Второй вопрос был гораздо менее кровожадный. Людей интересовало, что им делать дальше.
Уже окончательно рассвело, я приказал подать несколько ведер ледяной воды, обмылся, переоделся в чистое белье, неспешно выкурил сигару под рюмочку арманьяка, а потом вызвал командный состав на совещание.
— М-мать… — я нырнул за лафет и уже в падении дернул за спусковой шнур.
«Совсем охренели, косоглазые… — невольно возмутился я. — Впрочем, чему удивляться. Боевые действия закончились, партизанской войны как таковой нет, да и не было вовсе. Все защитники Сахалина либо сдались или шатают по тайге, в надежде выбраться на материк. А о наших художествах, скорее всего, японцы еще не знают. Да и оккупационный контингент косоглазых собран в своей доброй половине не из строевых частей, уже повоевавших с нашими, а из резервных частей, еще не нюхавших пороха. Ну да ладно, мы этот момент сейчас поправим…»