День отправки ознаменовался еще двумя смертями.
«Господи! — тяжело вздохнул я. — Ну за что мне это все? Да, понимаю, мы в ответе за тех, кого приручили, но я никого приручать не собирался, черт побери! Ну что с ними теперь делать?»
Остаток дня прошел в наблюдениях — я нарисовал схему Александровска, нанес на нее места базирования самураев с маршрутами патрулей. План операции тоже уже сложился, осталось только дождаться отряды Собакина и Кошкина.
На крыльце распростерлось тело японского солдата, а из самого дома доносился возбужденный галдеж на японском языке.
Сколько я был без сознания, не знаю, скорее всего не особо долго, потому что очень скоро откуда-то издалека, словно сквозь подушки, стал доносится пронзительный женский фальцет.
Пока обошел все позиции, пока нарезал сектора стрельбы, пока еще раз проинструктировал личный состав, начало вечереть. Умаялся просто жуть, а проклятая мошка успела довести до белого каления. К счастью, поднялся ветерок, и летающие кровососы слегка угомонились.