Попробовал наведаться к Майе, но она меня отправила восвояси — потому что полным ходом оперировала раненых. Зато Мадина, страдальчески охая и хлюпая носом, по страшному секрету поведала, что ей царапнуло левое полупопие. И что ей совершенно не больно, но очень и очень обидно.
В этот момент с треском распахнулась дверь и в горницу влетела Майя.
На обед наварили громадный котел щей, на общее пропитание, наваристых и вкусных, на говядине — пустили под нож единственную коровенку, пережившую нашествие косоглазых. Бабы оплакивали ее как близкую родственницу, но все прекрасно понимали, что забрать рогатую с собой не получится. Впрочем, кое-какую мелкую домашнюю живность с собой все-таки брали.
Я чуть за сердце не схватился. Да что ж вы творите ироды!
Обе девицы прыснули, а потом Жизель игриво подсказала.
«Да ну нахрен… — усилием воли прогнал сумбурные мысли. — Опять началось… Не время, пророчествовать, мать его ети…».