— И лучше бы тебе, Кеннер, — продолжала Стефа, словно угадав мои мысли, — понять и принять это всей душой. Потому что ничто так не разрушает волю, как неверие в свои силы.
— Согласись, что страдания его родителей, которым после этого запретили иметь детей, не идут ни в какое сравнение со страданием их брошенного ребёнка. Ему, правда, повезло, что он в конце концов попал в мою лечебницу, но ведь туда попадают далеко не все. Да и будучи вылеченным, он всё равно остался брошенным.
— Я уже отдала нужные распоряжения, Кеннер, — сказала мама. — Ратники сейчас уберут барьер, и мы поедем.
— Как тебе приём, бабушка? — вежливо осведомился я.
— Не знаю, — задумчиво сказал я. — Как-то странно это. Мы же никуда не перемещались, они нас просто покрутили и к стенке отодвинули.
— И что я получу за то, что решу вопрос миром? — усмехнувшись, спросил Кнеллер.