Некоторое время в молчании мы смотрели друг на друга сквозь темноту.
Элоиза, одетая в платье моей сестры, крутилась перед зеркалом: любовалась собой и так, и этак, поправляла тесный лиф, перекидывала с плеча на плечо волосы. Наконец в отражении появилась сама Катис с хрустальным бокалом какой-то темной бурды. Значит, пока я в столице доводила инкуба, они вернулись с ярмарки и устроили гадюшник… Ой! Девичник. Впрочем, закончившийся как гадюшник.
– Кажется, господин Торстен, вы уже уходите. Через дверь. Немедленно!
Поспешно огляделась. Выхода из гулкой каменной коробки, наполненной густой мглой, действительно не нашлось: ни двери, ни люка в потолке. Впрочем, если бы над головой и зияла дыра размером с тоннель, проку от нее никакого. Даже у светлейших чародеев не росли крылья.
Только я закрыла глаза и попыталась представить себя легкой щепкой, плывущей по волнам сна, как дверь отворилась, почему-то противно заскрипев. Видимо, выказывала протест ночным хождениям туда-сюда и намекала, что девице в красном пора бы угомониться. Почти бесшумно, на цыпочках ступая по полу, эта самая девица пробралась к своей кровати и молча улеглась, но в лампе на столике все равно противно замерцала свеча.
– Твоя младшая сестра решила выйти замуж, – поделилась новой вестью матушка.