С прямой, как доска, спиной она сидела на краешке жесткого кресла перед столиком, накрытым к завтраку. Пахло сладкими булочками, черным кофе и травяным чаем. Лимонно-желтое солнце, льющееся из окна, рисовало на паркете квадраты. На подоконнике по-прежнему буйно цвела белладонна, а рядом в чистой водичке бултыхался и присасывался к стенкам пузатого аквариума осьминог Йорик.
Разобрались – это распотрошили и сожгли на ритуальном костре? Что-то я не заметила, чтобы кто-то сделал попытку внести наши дорожные сундуки в холл. Невольно оглянулась к норовистой входной двери, но она, конечно, не ответила, остался ли мой банный халат в целости и сохранности.
– Что такое брумбол? – полюбопытствовала Кэтти у жениха.
– Плевать! Это простые темные прислужники, а мы почти женаты, – пробормотал он, с чувством вдыхая запах волос невесты. Быть точнее, запах кокетливой норковой шапочки, которую она нервно нахлобучила в карете. Надеюсь, что мех не подванивал мокрой кошкой. Сама не принюхивалась, но с головными уборами вечно случались какие-нибудь «ароматные» конфузы.
Повинуясь магическому приказу, золотая стрекоза ожила, бесшумно вознеслась к потолку и ринулась вдогонку Хэллрою. В карманном зеркальце отражался стремительный полет: мелькал каменный пол, стены, затянутые дорогой тканью, и бронзовые светильники на них. Неожиданно появился десяток пляшущих одинаковых макушек платинового цвета с заколкой из черного оникса, скрепляющей тяжелые, как у девицы, густые пряди.
Похоже, единственное, что могло удержать ведьму в замке, – запертая и подоткнутая метелкой для брумбола дверь.