– Это платье будет вам маловато, – вежливо заметила, кивнув на тряпку в цветочек.
Покои тетки поражали скромностью и строгостью, характерными для преподавательских комнат в академических пансионах, но резко контрастирующих с роскошью замковых гостиных. Непритязательная мебель, идеально вычищенный камин с кованой решеткой, на полу – шерстяной ковер со скромным рисунком. В нише за пологом пряталась кровать, подозреваю, такая же жесткая, как характер хозяйки. Из чопорной обстановки выбивались лишь красный цветок амариллиса, или, по-простому, белладонны, в широком горшке, напоминавшем погребальную урну, и дорогая ширма, разрисованная изящными сиреневыми птицами.
«Древний старик», как о нем накануне высказалась Катис, для почтенного возраста выглядел весьма и весьма неплохо: высокий, атлетически сложенный, волосы подстрижены модно, по-столичному. На ходу не разваливался, песок из отглаженных штанин не сыпал и явно планировал отметить не один юбилей. Никаких манерных ужимок ленивого кота, как у брата-блондина, – каждое движение было пронизано уверенностью и особенной мужской грацией.
– Что еще? – перевел он затуманенный нежностью взор от кактуса ко мне.
– При большом желании даже пересчитать, – с легкостью согласилась я, не сразу догадавшись, что вопросец-то был с подвохом. – Отдашь брошь? Это подарок родителей.
– Зато Шейнэр очень сильно расстроится, – покачала я головой.