В середине дня, когда Кэтти вовсю прихорашивалась, а я писала очередную записку маме, в комнату постучались. Две горничные в сопровождении знакомого, важного, как индюк, лакея внесли большую коробку.
– Не глупи, Агнесс, – хмыкнул она. – Поживешь с мое и поймешь, что ведьма – это состояние души, не имеющее никакого отношения к цвету дара.
– А если есть темные гримуары, то соберу материал для диплома, – пошутила я и постаралась отогнать соблазнительную фантазию, как буду ковыряться в ведьмовском наследии, пытаясь отыскать какое-нибудь заковыристое заклятие, достойное целой дипломной работы.
– Паста для лица, – выказала я потрясающую, на мой взгляд, осведомленность в косметических хитростях.
– Он настолько свежий, что вообще живой? – севшим голосом уточнила, хотя было очевидно, что вряд ли осьминога убили и превратили в умертвие, чтобы он задорно ворочался в тарелке.
– Погребальные урны? – с трудом сдержала я нервный смешок.