– Можешь по-прежнему называть меня господин Торстен, – кивнул он.
Очевидно, что у старшего брата Шейна и в мыслях не было прятаться в наших покоях, чтобы со словами «Та-дам!» сбросить полотенчико и довести будущих родственниц до нервного срыва. Наверняка он по давней привычке попытался переместиться теневым коридором из собственной ванной куда-то, куда ему в полотенчике срочно понадобилось, и случился конфузец…
– Знаю со слов маминой кухарки. Она читала в кратком изложении, чтобы не опозориться перед проповедником, – призналась я. – Скажите, тетушка декан, вы сможете съесть рагу из домашнего питомца с именем Йорик?
Вдруг на плечи действительно лег пиджак, теплая ткань накрыла озябшие руки. От неожиданности я проворно соскочила с алтаря, чуть не грохнулась и оперлась о камень рукой, стараясь удержать равновесие и не расквасить нос. От прижатой к холодной поверхности ладони вдруг пошел дымок. Быстро отдернула руку и заметила, как на мгновение голубоватым всполохом на поверхности алтаря вспыхнули крошечные трещины.
– Если сегодня поменяешься спальнями, я сделаю все, о чем ты попросишь! – зашел он с другого фланга.
Она скрылась на втором этаже. Я перевела дыхание и досчитала до пяти – вообще, хотелось бы до десяти, но время поджимало. Околдованные любовным зельем люди бывали разные: некоторые хихикали и подбрасывали в воздух чепчики, другие меланхолично сохли от любви и впадали в депрессии. Кэтти оказалась самым хлопотным видом: агрессивно влюбленным, готовым грызться из-за предмета обожания. Злиться глупо, впору посочувствовать, но все равно бесила она нечеловечески.