«Ты станешь мной — а я тобой! Разоблачись!».
— И чего ты молчишь? — поинтересовалась Пятнадцатая. — До еды же не затыкался.
Впереди проступила каменная кладка, и я не сразу понял, что это не дом и не ограда — это была крепостная стена города. Стена уходила в темноту и справа, и слева, и даже сверху — так что невозможно было понять, какой она высоты. Перед нами выступала башня, попасть внутрь которой можно было через маленькую дверцу. Стражник свернул налево и двинулся вдоль стены. Мы миновали две башни и две улицы, уводившие вглубь города, а к третьей башне стражник свернул сам, постучав в очередную маленькую дверцу.
Вернувшись на площадь, я подошёл ко второму крупному зданию в поселке — храму. Здесь укрывались жители, пытаясь спрятаться за толстыми каменными стенами от врага. Обитые железом ворота были искорежены и выломаны. Храм был залит кровью. Когда-то здесь стояли скамьи и какие-то храмовые принадлежности, и только следы от них говорили, что пол изначально был серым, а не тёмно-бордовым.
К вечеру амбар мы всё-таки сожгли. На него пошло всё оставшееся дерево в городе, которое удалось легко выломать. Несколько практически разобранных деревянных домишек, новый амбар, расшатавшиеся брёвна частокола. Зана прислала ещё две сотни бойцов. В триста пар рук мы смогли сложить для местных жителей огромный погребальный костер, избавляя окрестные земли от будущей нежити.
— Отчёт о происшествии я тебе занесу, — Пятнадцатая дождалась от него кивка и повернулась к Четырнадцатому. — Тебе надо лучше учить свой десяток, иначе в лес ты пойдёшь одинокий и гордый. Кого тогда ты скормишь нежити?