Меня уже не в первый раз удивляла такая замена слов и смыслов. Когда Пятнадцатая объясняла, что будет за невыполнение нормы — ей пришлось объяснять, и чем всё закончится, потому что слово «списать» мне ни о чём не сказало. А вот слово «казнь» очень даже было понятно, и даже слово «повешение» вызвало перед глазами картинку того самого повешения.
— Это потому, Шрам, что в твоем чурбане была жесткая сердцевина, — объяснила девушка. — А мой, наоборот, оказался трухлявым. И я могла его разбить в труху ещё за сто дней до Порки. Пришлось оббивать сверху и снизу. Деревянный чурбан — это не самый надежный показатель твоих умений.
— Это не… — Пятнадцатая замялась. — Хватит меня смущать, Шрам! Так было надо. Вот ты!..
— Пока, Они! Не переживай, я прослежу, чтобы дядя Шрам тоже хорошо питался! — сдерживая смех, Пятнадцатая подхватила меня под локоть и потянула к выходу. — Эр! Эра!
— Да всё с ним в порядке, — буркнул Скаэн.
— Ладно, и самый последний вопрос, — усмехнулся Первый, покосившись на задремавшую Пятнадцатую. — Самый тяжелый, самый… даже не знаю, как назвать — ты с ней спал?