Она словно очнулась от транса и зажмурила глаза.
Поднявшись с места, снова заговорил очкарик. На этот раз речь была его еще более эмоциональная, описывающая все те физические и нравственные страдания, которые перенесла четверка беззащитных мордоворотов. Зачитал выдержки из медицинских заключений, пригласил каждого в отдельности как свидетеля. И каждый из трех выступивших «свидетелей», как три одинаковых шарманки, спели одну и ту же песню, которая полностью подтверждала версию обвинения. То же самое проблеял и сам Борис Дерзюк, единственный выступавший перед судом в роли пострадавшего. Присутствующий незаметной тенью прокурор только во всем поддакивал, неизменно упоминая о высшей мере наказания.
— Нет, Чиж, я больше с тобой не работаю. И выслуживаться мне нет никакого резона ни перед кем. Ни перед тобой, ни перед Штырём, можешь так и передать. Я выхожу из этой херни.
Он задал вопрос таким тоном, будто не ожидал ничего иного, кроме услужливого приглашения, поэтому крайне удивился, когда я не особо приветливо его отбрил.
Так вот ты каков, Арслан Сафаров. Почему-то сразу воспылал к этому молодому пареньку негативом. А добавило масла в огонь моей неприязни и то, что он даже не кивнул мне в ответ, не говоря о том, чтобы пожать руку.
Она подошла и легко обняла меня, прикоснувшись щекой к моей колючей щетине. И мне стоило больших усилий сохранитьнепринужденный вид в этих объятиях.