Так, ладно. Нужно успокоиться. Он сам виноват, что пустил эту ситуацию на самотек. Не нужно было надеяться на сообразительность своих подчиненных, что они быстро сориентируются в ситуации, поймут, что имеют дело с раскрученным писаками фраером, а не фартовым стремнягой. Вот был бы он из «своих», дело прошло б тихо и мирно, а не под прицелами десятков камер, и даже такой же разгромный проигрыш был бы лишь щелчком по носу, а не позором на всю Москву.
Вдруг кто-то сзади окликнул Бориса, причем окликнул погремухой, которую тот терпеть не мог, и мало кому позволял себя ей называть.
— Нет-нет, не переживайте! Ситуация не настолько серьезная, чтобы привлекать именитых специалистов. Просто скажите, вы же одно время практиковали в травматологии?
— Не заговаривай мне зубы, что ты хочешь от меня? — Я не поверил ни единому слову этого человека, так что не стал церемониться и подбирать слова, предпочитая спросить прямо.
И, судя по реакции Галиуллина, он прекрасно понял, что несмотря на мой полушутливый тон, я обо всем догадался верно, и выводы об уровне доверия сделал соответствующие. Однако сам он выглядел почти извиняющимся, как бы говоря своим видом: «Извини, приятель, служба такая. Хочешь узнать больше — надевай китель» И пробивающийся сквозь мое восприятие легкий флер вины явно намекал мне, что он очень стыдится такой демонстрации недоверия. Однако я даже на него и не думал обижаться. Я ж прекрасно понимаю, над ним сидит начальство, с которым спорить себе дороже. Да и чужих секретов мне отродясь не надо было, от них сплошные проблемы. Так что я абсолютно не имел никаких претензий, что и поспешил продемонстрировать.
Вот старый хрен! Все ведь ты понимаешь! И понимаешь, что я понимаю это тоже!