– Ну да. Чем слушала, красавица? – Девушка готова была поклясться, что гном ни разу не упоминал ни о каких там Старых Шахтах. – Сейчас полезем вверх. Старыми ходами, по пустым жилам проложенными. Доберемся до верхнего кольца. По нему, минуя завалы, до верхнего колодца Старых Копей. Оттуда – вниз. Сперва продухом, а потом.., потом как Силы Земные воспозволят, – закончил он отчего-то тише.
Кан изумленно вскинул брови – изменило даже его прославленное хладнокровие: чтобы заносчивая Тави призналась, что чего-то не знает?! Светопреставление!
И побежал дальше. Кажется, это все, что ему теперь оставалось.
«Да всю ночь на мне скакала, корова треклятая… Лучше б я шары лишний раз повертел. Удоволь.., чего? Не знаю я таких слов, господин Тукк, простите великодушно… Устал, вот и все. И выспаться не дали. Как всегда…»
Пару лет назад она, наверное, со всем молодым жаром уверовала бы в уцелевшего чародея-Дану, наконец-то отыскавшего ее, Seamni Oectacann. Это время давно прошло. Веру выбили людские плети и нашейные колодки для особо строптивых рабов. Женщины и девушки Дану высоко ценились богатыми любителями, теми, на чьи грешки Радуга и Церковь смотрели сквозь пальцы – прояви Агата покорность, могла бы и сытно есть, и мягко спать – но вместо этого строптивица предпочла кнуты и рабский рынок. И ошейник с именем господина Онфима-первого, что до сих пор замкнут вокруг шеи.
Старик неожиданно замер, глядя куда-то вбок между искореженных стволов. Мусорные деревья умолкали, невидимые для всех, кроме Агаты, зеленые, полные бешенства глаза закрывались; лес ждал Ливня. Однако Кицум смотрел не на деревья – на рыхлую земляную кучу, примерно в половину человеческого роста, вроде кротовой, только гораздо больше.