Но некоторые смотрели на меня выжидательно, словно ждали будто я отвечу на какие-то вопросы, волнующие их даже в посмертии. И совсем редки были те, кто смотрел на меня в безмолвной мольбе, прося не проходить мимо, а обратиться к ним. Это было странно и жутко. Настолько жутко, что мой сердечный ритм стал выбивать неровную чечетку, бросая тело то в жар, то в холод.
— Что было, то было, Серёженька, прими как данное!
Несколько секунд царила абсолютная тишина, которую нарушали только звуки шагов и разговоров, доносящиеся из-за ширмы. А потом меня захлестнуло волной чужого гнева.
Я пытался сохранять хотя бы видимость вежливого диалога, имея подозрения, что это всего лишь провокация.
— Очень эмоционально, Штырь, я проникся. Без шуток. — Голос Хана не изменился ни на йоту, он оставался все таким же мертвенно спокойным и невозмутимым. — Одна только неточность. С тобой и твоими джентльменами последнее время не то чтобы считаются, а как бы помягче сказать, больше потешаются. А я надеюсь, ты осознаешь, что твой позор пятнает не тебя одного, но и нашу скромную организацию?
— Сложно сказать. Ты сама убедилась, как со мной непросто, а зачастую даже опасно. И в интернете об этом многое написано. Кто знает, какой сюрприз будет ждать меня завтра?