« — Как головёшка потухшая, — пришло на ум Ивану Карпычу, — огня уже не разжечь, один только запах дымный и остался. Видимость только бабья, и та от тряпок женских, да волос долгих»
Ан нет, не противно, обнимает! Снизу, в глаза смотрит невидяще, только кап да кап из глаз этих, но улыбается. И держит. Крепко!
Фира поутру на хозяйстве, не с нами. Под руководством мамеле готовит вкусную и полезную пищу для выздоравливающих нас.
— А ты не верил, — непонятно сказал дядя Фима сынуле, – алейхем шалом!
— Мы писали, мы писали, наши пальчики устали, – бормочу тихохонько, сжимая и разжимая кулаки. Зевок… и снова за письмо.
На палубе поутру только матросы, да редкие пассажиры, всё больше из вышедших покурить мужчин. Ночное волнение уверенно сходит на нет, а умытое солнце обещает хорошую погоду. Сколько-то так стоял, думая о разном, но на палубу вышел зевающий Мишка.