– Так в городе ж все стены размалеваны говном тематически-этническим. Там островитяне разные, потом панорамы диких островов, просто деревья и ветки. Всякое там! И сыроеды нарисованные – не такие как вы.
Нанна ей не блистала – невысокая, плотно сбитая, с узким тазом и по-мужски широкими плечами, коротко стриженная, вечно сутулая, со с взглядом исподлобья… нет, она никак не блистала красотой. Выделялся разве что ее рот – необычно чувственный, прекрасно очерченный, влажный даже на взгляд и кажущийся чисто случайно пришлепнутый к этому ничем не примечательному лицу. Если щедро плеснуть в лицо Нанны пригоршней косметики – может и получится что-то более-менее. А так… мужик…
– Да… – старый Гыргол опустил голову, уронил бессильно нож – Да…
– Слезь с парня, Хван. И тащи мои пожитки.
– Иди нахрен со своими шутками, придурок!
Фургоны и платформы, вообще весь колесный табор остановился разом. И механические лошадки встали на счет «Раз!». Живые вот сразу не сообразили и шагали пока не натянулась упряжь. К ним тут же подошли, поднесли и воды и странные наголовные мешки. Лошади благодарно кивали и нежились – их обихаживали в несколько рук жесткими щетками, осматривали копыта, заглядывали в глаза, чесали хвосты и гривы. Нам, грязным гоблинам и насекомым, просто махнули рукой, еще раз указывая направления – мы же тупые. Зевая, скребя в животах и затылках, вперевалку, мы добрались до седьмого медицинского. Я ничуть не удивился, когда из толстого основания очередного стального колесного бруска со звонкими щелчками выдвинулись одна за другой дырчатые ступеньки, а в боковине контейнера открылись четыре двери. А всего на одной стороне фургона пять медблоков, если судить по количеству дверей. Пять с этой. Пять с той. Всего десять. В головной части расположен высокий столб, а на нем фуражкой надета полусфера наблюдения. Что ж… без надлежащей медицинской помощи бродосы не остаются.