— Слушай, Сашка! А ты чего такой не по размерам борзый? Чего пихаться-то начал? А ну как они бы на нас всей толпой бы бросились?
Из-за этого, собственно, здесь вместо всеобщей воинской повинности — рекрутские наборы на пожизненную службу. Во-первых, потому что на судьбы плебеев бандитам наплевать. Ну а во-вторых… Благородные ни за что и никогда не отпустят человека, обученного воинскому искусству жить среди крестьян. Среди своего потенциального врага. Солдат будет служить пока не умрет. Ну а если служить более не сможет — уйдет в горожане. Потому что горожане тоже враждебное крестьянству общество.
Бух-бух-бух — гулко зашлепали солдатские башмаки по накатанной колее тракта. Выбежав из облака дыма вижу, как лошадь, припадая на задние ноги, продолжает пытаться шагать передними. Всадник отчаянно хлещет плетью по крупу, но лошадь уже явно не в силах подчиняться. Шаг, еще шаг — и она заваливается на бок. Всадник ловко спрыгивает, на ходу выхватывая шпагу и поворачивается к нам.
Потому разложил я его благородие со знанием дела. В пар всяких присадок вроде эвкалипта и прочей фигни добавлять не стал. В мое время это модно, но не люблю, знаете ли. Так, на камни немножко кваса плеснул и хватит. Фомина посадил греться до ста капель с носа и прошелся с двух рук по господину порутчику. Хорошо так, до костей. Затем окатил ледяной водой, отправил в предбанник отдыхать и принялся за Фомина. Четверть часа его мурыжил, отправил наружу — и снова загнал порутчика на полку. Уф! А ничего так у меня с выносливостью — считай, почти час безвылазно в парилке! Расту, кажись! Или просто на природе здоровее стал? Люблю я баню. Здесь даже как-то забылось это шокирующее "Взять его!" двухнедельной давности. Хотя вроде бы и снилось кошмаром каждую ночь все это время.
— Раньше надо было дураком прикидываться, Жора. Теперь поздно уже. Думай, решай, ищи возможности. И для себя, и для всей роты. Крестного своего подключай, он тоже мужик непростой. Придумай, как нам без разбоя и мародерства до весны дожить.
— Грамоте обучен? Но не крещеный и не жид?