Старый солдат докурил и взялся чистить трубку.
Лука Исаакович едет в Юглу на бал с сыном Сашенькой и его мамкой. Я как-то даже слегка дернулся, когда услышал это снисходительное "мамка", будто речь о прислуге. Но после пары осторожных вопросов выяснилось, что "мама" — это кормилица, по совместительству няня. А мать здесь так и будет — мать. Ну или "матушка", если вежливо. То есть мать и мама здесь часто два разных человека. И да, "мама" — это должность прислуги. Эк у них тут все наворочено…
Вот и его разодранная сумка. Что там у нас? Ух ты, пижон. Фонарик, зажигалка… В воду. Компас… безумно жалко, но тоже в воду. Аптечка в черной пластмассовой коробке… Блин, и надо бы в воду, но у меня там кто-то из бойцов упал. Может, пригодится? Открываю, перегружаю себе в накладные карманы камзола бинты, шприц-тюбики и пару прямоугольных пенальчиков с таблетками. Это ненадолго. Вот своего бойца вылечу — и выкину. Обещаю.
— Вот, значит, как. Мало того что лекарь, так еще и в географии смышлен.
Блин, а ведь весь текст присяги — это одно-единственное предложение, без точек! И произносить это надо на одном дыхании! Елки-палки, да Лев Толстой просто гений кратких предложений, если со здешними сравнить!
— Ага. Нарвские их видели недавно. Меньше десятка человек, при трех вьючных лошадях. Спрашивали про обходную дорогу, чтобы с войсками разминуться. Пушкари считают, что это именно те, которых заметили разбойничавшими в Польше.